О любви императора и «драгоценной наложницы» Ян были написаны сотни стихов, они были неразлучны, и, когда император устраивал дела девяти областей, Гуй-фэй всегда ездила с ним в одной колеснице. Вместе с ним она коротала снежные ночи на горе Ли и встречала весеннее утро в Шанъянском дворце. 

Они вместе бродили по берегу Южного моря и любовались огромными магнолиями у подножия Эмэя. …Листва скрывает птиц поющих стаю, И ароматный лёгкий ветерок Красавицу внезапно остановит Хотя б на миг – на самый краткий срок. Ли Бо показывал на покрытую пенистыми лесами вершину и рассказывал о своей отшельнической жизни в хижине у водопада – вон там, на краю облаков. "Разве можно жить на краю облаков?" – спрашивала Гуй-фэй.

 Меня спрашивают, как вы там живёте - – в голубых горах? Смеюсь и не отвечаю… Сердце моё спокойно.

 Цветок персика уносится струёй и исчезает Есть другой мир – не наш человеческий… На личико Гуй-фэй на мгновение набегала задумчивость, но она тут же прыскала смехом и толкала поэта в бок: Дайте Ли Бо один жбан вина, И он напишет сотню стихов. Вот он дремлет В кабачке на базаре в Чанъани, Император присылает за ним, Но он не идёт в императорскую лодку.

 Он говорит: "Я слуга вашего величества, Но когда я пьян, я сам – небожитель". Сын неба Сюаньцзун слушал стихи, улыбался и тоже смотрел на горы. 

Но потом они перестали ездить по стране. Мир Сюаньцзуна сузился до размеров Шанъянского дворца, а Вселенная – до улыбки Гуй-фэй. Пиры и фейерверки сменяли друг друга, император сочинял для Гуй-фэй мелодии и сам играл их на флейте, а Ли Бо читал стихи: Ветерок шелестит, Над ночными цветами струясь, На террасе Гусу Веселится подвыпивший князь. 

А красотка Си Ши Танцевать попыталась, хмельная, Но уже засмеялась, На ложе из яшмы склонясь. – Почему ты сравниваешь мою Гуй-фэй с "сокрушающей царство" Си Ши? – удивлённо спрашивал император. – Когда Си Ши подарили ускому князю, он тоже оставил все дела, государство пришло в упадок и погибло, – отвечал Ли Бо – или, может быть, не отвечал, а только думал: ведь мало кто осмелился бы сказать такое императору, потерявшему голову от любви. 

Как бы то ни было, слишком дерзкий Ли Бо вскоре впал в немилость и был отставлен от двора; он снова стал бродячим поэтом, пил вино и писал стихи. Легенда говорит, что, в конце концов, он утонул в реке, пытаясь пройти по лунной дорожке.

 Ян Гуй-фэй привела во дворец своих братьев и уговорила императора сделать их министрами; новые министры ничего не понимали в управлении государством, и в делах воцарился хаос; учёные степени покупали за взятки; нувориши и проходимцы оттеснили от власти честных чиновников. Но главная причина обрушившихся на страну несчастий заключалась не в произволе корыстных сановников и не в бездеятельности влюблённого императора: Золотой Век подошёл к концу, потому что истекло время, отпущенное ему всемогущими законами истории.

 Страшная катастрофа, погубившая Империю Суй, унесла 2/3 населения, и прошло сто лет, прежде чем были распаханы все пустоши и снова стала ощущаться нехватка земли. В 730-х годах численность населения вновь достигла 45 миллионов, и вновь началось Сжатие; земли не хватало и уездные чиновники урезали размеры крестьянских наделов: им давали не 100, а 50 или 20 му. Крестьяне не могли жить на таких наделах; им разрешалось продавать свою землю и уходить поднимать целину на юг, за Голубую реку. Земля снова стала продаваться – по закону или в обход закона – и местные чиновники сразу же использовали своё положение для скупки земли; они превратились в помещиков, и в деревнях снова появились "сильные дома". 

"Сильные и богатые дома повсюду устраивали свои поместья и насильно присоединяли чужие земли", – говорилось в императорском эдикте. – "Крестьянам негде было обосноваться, они переселялись в другие места и жили арендой". 

Нормы частной аренды были разительно непохожи на те мягкие условия, на которых давало землю государство; крестьянин отдавал помещику не двадцатую и не десятую часть, а половину урожая. К 751 году численность населения достигла 53 миллионов и приблизилась к той роковой грани, за которой в прежние времена следовала катастрофа. В стране царил голод, и, пользуясь случаем, помещики покупали крестьянские наделы за мешок зерна. 

Сжатие привело к распаду надельной системы и разложению чиновничества, которое получило возможность для наживы и теперь думало лишь о собственной выгоде. Высшие сановники боролись за власть, за спиной императора создавались клики и партии. В конце концов дело дошло до вооружённой борьбы; в 755 году наместник северо-восточных провинций Ань Лу-шань поднял мятеж и двинулся со своей армией на столицу. 

Конница Ань Лу-шаня ворвалась в Чанъань и разграбила императорские дворцы; Сюаньцзун бежал и остановился неподалёку от столицы, чтобы собрать войска – но солдаты не хотели сражаться: они требовали на расправу тех, кто довёл страну до катастрофы. Император выдал им первого министра, брата Гуй-фэй – но они не успокоились, они требовали "красавицу, которая сокрушила царство". Бунтовщики надели на пики головы убитых сановников и окружили здание почтовой станции, где укрылся Сюаньцзун – они готовились штурмовать здание, и император позволил своим приближённым делать то, что они сочтут нужным. 

Ян Гуй-фэй подвели к буддийскому алтарю, и начальник евнухов удавил её тонким шёлковым шнурком; потом её тело вынесли во двор станции и показали солдатам. Армия снова подчинилась императору, и он начал войну с мятежниками, которая продолжалась восемь лет. Цветущая страна была разорена, сказочные дворцы Чанъани превратились в пепел и дым, "на территории в несколько сот ли люди поедали друг друга, округа и уезды были опустошены".

 Это была катастрофа, подобная той, которая завершает каждый ДЕМОГРАФИЧЕСКИЙ ЦИКЛ. Ду Фу, которому посчастливилось пережить эту катастрофу, был в те времена уже седым стариком; он жил в лодке на Голубой реке и плакал, глядя на плывущие мимо сожжённые селенья: Я подобен белой обезьяне, Плачущей во время снегопада, К временам У-дэ и Кай-юаня

 Нам давно бы возвратиться надо… Но вернуться к временам Золотого Века было, разумеется, невозможно.