Воспоминания генерал-майора авиации А. Калугина
Автор этих заметок — в ту пору полковник — не воевал в Корее.
Но многие из военных летчиков-интернационалистов, пришедших на помощь корейскому народу в трудную годину, были обучены, подготовлены к боям именно при его активном участии.
...Летом 1950 г. началась война в Корее. Кто ее начал, кто в ней был виноват — теперь есть разные версии. Но тогда мы знали одно: американцы начали интервенцию, применяют крупные силы авиации, «сверхкрепости» В-29, сносят бомбовыми «коврами» целые города и поселки, где погибают сотни женщин, стариков и детей. Для КНР и КНДР возникла сложная ситуация, им была нужна помощь. И мы ее оказали.
Тогда я служил в истребительной авиации, располагавшейся в районе Ярославля. Мы уже вполне освоили новые истребители МиГ-15, и до них с 1947 г. прошли подготовку на реактивных самолетах Як-15 и МиГ-9. Дивизия была слаженная, имела летный состав с большим опытом, приобретенным в Великой Отечественной войне. Командовал ею генерал-майор авиации Г. А. Лобов, а я был его заместителем по летной подготовке. [92]
Вскоре после известий о вмешательстве США в корейский конфликт наша дивизия получила приказ немедленно убыть на Дальний Восток железнодорожным транспортом, оставив самолеты на прежних базах. Одновременно с нами на Дальний Восток были отправлены самолеты с Новосибирского завода. Ехали мы в пассажирских вагонах сверхскорыми поездами без каких-либо задержек. Где-то в середине пути мы узнали, что впереди нас бежит народная молва: «Идут поезда с летчиками, все они — Герои Советского Союза и все с усами». Не знаю уж, почему легенда приделала нам усы, но то, что летчики были славные, — подтверждаю. Конечно, Золотые Звезды Героев были не у всех и даже не у большинства, но все являлись отличными специалистами своего дела.
Мы благополучно доехали до аэродрома Воздвиженка. Следом прибыли самолеты. Их очень быстро собрали под руководством старшего инженера дивизии Андрея Захаровича Нестерова. Начали летать, и очень интенсивно.
В середине сентября, сразу после полета — я еще парашют не снял, — ко мне подбежал посыльный и отдал телеграмму с надписью: «Вручить немедленно, лично».
Телеграмма озадачила. Министр обороны Маршал Советского Союза Александр Михайлович Василевский поздравил меня с присвоением звания полковника и желал успехов в службе и личной жизни. Я точно знал, что никаких представлений командование дивизии «наверх» не посылало, а порядок с присвоением званий был строгий. Например, подполковником я был уже шесть лет. Конечно, получить поздравление от министра было приятно. Но почему «вручить лично»?
Все стало ясно только на следующий день, когда командующий воздушной армией генерал-лейтенант Сенаторов — герой войны в Испании — пригласил меня к себе в штаб и показал шифровку, адресованную только двум лицам: ему и мне. Это было сообщение о том, что я назначен командиром дивизии, которую должен сформировать на Ляодунском полуострове, поблизости от легендарного Порт-Артура. Я должен был взять с собой один из полков той дивизии, что оставалась на аэродроме Воздвиженка, а потом пополниться техникой и личным составом. И в ходе этого пополнения вести ускоренную подготовку к боевым действиям.
Как пелось в старой песне, «были сборы недолги». На границе впервые встретились с китайскими солдатами. По-доброму встретились: они улыбаются, мы улыбаемся...
Прибыли на Ляодунский полуостров. На нем, по договору с КНР, тогда базировались наши общевойсковая армия и авиакорпус, не имевший реактивных самолетов. Выбрали три площадки. Но везде надо было освобождать подходы к взлетно-посадочным полосам, [93] удлинять и выравнивать сами ВПП. В тот же день на аэродром прибыло свыше пяти тысяч рабочих-китайцев, в основном крестьян из близлежащих селений. Организованность, оперативность и добросовестность китайского руководства произвели на нас очень большое впечатление, но еще большее — терпение, выносливость и трудолюбие рядовых китайцев. Мы тоже старались не ударить в грязь лицом: когда через день на аэродром Дальний прибыли наши самолеты, первый из них успели собрать уже к утру и даже опробовать двигатель...
Уже через день китайские труженики полностью подготовили для нас аэродромы. Начались полеты — от темна до темна. Из Шанхая прибыли офицеры штаба, летчики и техсостав второго полка дивизии. Пилоты работали напряженно: по два с половиной часа полетов в день — на пилотаж и воздушный бой. Чтобы отладить работу командного пункта по наведению на цель, я попросил разрешения проводить учебные перехваты всех самолетов, пролетающих над Ляодуном. Летчикам было разрешено пилотировать, выжимая из машин все. После этой краткой, но очень интенсивной подготовки, день в день к сроку, указанному министром обороны, доложил о готовности дивизии к боевым действиям. Через три дня она под командой моего заместителя улетела в Аньдун, где и начала боевые действия. Особенно хорошо действовал полк, с которым я прибыл на Ляодун. За четыре месяца боев его летчики сбили 28 «ооновских» (читай — американских) самолетов и потеряли один свой.
Меня, однако, там не было. Командование приказало начать формирование другой дивизии и прикрывать Ляодунский полуостров группой МиГов, оставленных первой дивизией.
Вторую дивизию формировать было сложнее, потому что не было готового «ядра», роль которого играл в первом случае мой полк. Все подразделения — и боевые, и тыловые — создавались заново из людей, прибывавших поодиночке. Но и эта дивизия была подготовлена. Война была в двух шагах — мы об этом не забывали, а Советский Союз в войне официально не участвовал. Это создавало определенные сложности. Наши летчики на театре военных действий считались «китайскими народными добровольцами», имели соответствующую форму и удостоверения. Чтобы исключить возможность попадания в плен, им запрещалось пересекать линию фронта и береговую черту, катапультироваться над морем или над территорией противника. Что это значило — догадайтесь сами... На самолетах, которые пилотировали наши «Вань Ю-шины», стояли северокорейские опознавательные знаки.
Американцы частенько появлялись вблизи Ляодуна, у границы территориальных вод Китая. Самолетам с советскими опознавательными [94] знаками запрещалось атаковать их вне китайского воздушного пространства. Взлетая на перехват и обнаружив американцев, мы ложились на параллельный курс и шли рядом, стараясь держаться выше их. Обычно янки отворачивали и уходили. «Сейбры», их основные истребители того периода, по многим показателям уступали МиГам, особенно по вооружению, и при равном числе самолетов обострений не происходило.
Впрочем, одна из встреч такого рода закончилась бедой. Два наших МиГа совершали маршрутный полет над морем вдоль Ляодунского полуострова. Слева вышли два «Сейбра» и пошли параллельным курсом. Наших это не смутило и не насторожило — дело обычное. Но тут, воспользовавшись тем, что наши приглядывают за первой парой, сзади налетели еще два «Сейбра» и ударили по МиГам из пулеметов. Ведущий пары летчик Ахмеров успел только крикнуть: «Перебито...» — и рухнул в море. Американцы круто развернулись и ушли в сторону Кореи. Ведомый Ахмерова преследовать их не имел права — заход в воздушное пространство Кореи нам был запрещен. Бесчестность американцев сильно разозлила наших ребят...
Я готовил летчиков к боям. Случалось два раза перегонять группы самолетов в район Аньдуна для замены сбитых или поврежденных машин в дивизиях Г.А.Лобова и И.Н. Кожедуба. Каждый раз я знакомился с опытом, накопленным летчиками в боях, и вносил уточнения в курс боевой подготовки.
Находясь на Ляодуне, мы ежедневно слушали радиообмен наших летчиков, участвовавших в боях, иногда узнавали знакомые голоса. Однажды, спустя недолгое время после того, как первая подготовленная на Ляодуне дивизия вступила в бой, мы услышали в эфире возгласы: «Кто сбил «Сейбра?» А следом прозвучал спокойный ответ: «Ну, я сбил...» Все, кто был у приемника, тут же узнали одного из наших ребят — Воробьева, порадовались его боевому успеху.
В 1953 г. нас тоже перебросили в район Аньдуна. Пока мы в течение двух недель «принимали дела», было достигнуто соглашение о перемирии. Пошучивали, что, мол, раньше надо было нас присылать — быстрее бы война кончилась. Тем не менее мы еще до конца 1954 г. несли боевое дежурство, вылетали на перехваты при появлении групп американских самолетов, что случалось ежедневно и по нескольку раз в день.
Мы были патриотами и интернационалистами. И в Великой Отечественной, и в Корейской войне мы сражались за честь своей державы. Мы своей чести не замарали. Нам нечего стыдиться, мы можем с чистой совестью глядеть в глаза потомкам |
Главная