Но, во-первых, я употребил в заглавии слово «созерцатель», а не, допустим, «истолкователь», то есть речь пойдет о непосредственных впечатлениях Кюстина, а не об его умозаключениях.

 А во-вторых, личный, собственный «негативизм» этого французского путешественника в отношении России сильно преувеличен; в частности, сочинения множества русскихавторов содержат более и даже гораздо более резкие суждения о собственной стране, нежели ставшая своего рода символом «антирусскости» кюстиновская книга (которую, впрочем, лишь очень незначительное количество людей современной России читало в полном виде; но об этом — ниже).

В высшей степени характерно, что в начале этой книги дано изложение разговоров с русским аристократом, встреченным Кюстином на пароходе по пути в Петербург и всячески обличавшим и высмеивавшим свою страну. 

Это был весьма известный в то время дипломат и литератор князь П. Б. Козловский (1783–1840); имеются также сведения, что Кюстин вложил в его уста и те или иные высказывания, услышанные им ранее в беседе (в Германии) с видным общественным деятелем и публицистом А. И. Тургеневым, также весьма и весьма критически судившим о своей родине. 

И изложение Кюстином взглядов этих русских людей в ряде отношений «превосходит» его собственные обличения России…

 Стоит, впрочем, сразу же оговорить, что многие утверждения Козловского или Тургенева являли собой не объективные характеристики бытия России, а продиктованные определенной (радикально критической) идеологической, направленностью «толкования». 

Например, стремясь продемонстрировать, так сказать, изначальное ничтожество своей страны, собеседник Кюстина заявил, что в древние времена «скандинавы послали к славянам, в ту пору ведшим совсем дикое существование, своих вождей, которые стали княжить в Новгороде Великом и Киеве под именем варягов… Варяги, принимаемые за неких полубогов, приобщили русских кочевников к цивилизации», явившись «первыми русскими князьями», то есть, в частности, создали государство для этих «совсем диких» русских.

 Между тем в историческом факте взаимодействия германцев-скандинавов и славян-русских на деле выразилось не ничтожество последних, а всеобщая закономерность, которую уместно сформулировать, пользуясь многосмысленными и глубокими понятиями, выработанными в духовном творчестве М. М. Бахтина: история мира по своей истинной сути есть не сумма самодовлеющих «монологов»народов, но осуществляющийся как в духовной, так и в практической сферах «диалог»народов. И если эту неизбежную «диалогичность» истории народов толковать как нечто их принижающее, французский народ предстанет явно в «худшем» свете, чем русский.

 Ибо этот первоначально кельтскийнарод, называвшийся гамами, утратил свой «природный» язык под мощным воздействием завоевавших его римлян и стал уже не кельтским, но романским, а затем его государствои даже само его «новое» имядали ему опять-таки завоевавшие его (а не «призванные» — как германцы-варяги на Русь) германцы — франки!
Словом, Кюстин, увлеченный «подброшенной» ему русскими негативистами сугубо тенденциозной идеологемой о варягах, не задумался о том, что подобный «подход», примененный к истории не русского, а его собственного народа, даст намного более прискорбный результат (ведь при таком «подходе» получается, что даже и языкпредки Кюстина получили от другого, чужого народа — в виде так называемой народной латыни…)
Можно бы вполне аргументированно показать, что большинство кюстиновских обличений России основывается на подобного рода идеологемах, а не на конкретно-историческом осмыслении реального положения вещей. Но сегодня уже нет нужды в таком разборе предпринятой французским путешественником «критики» России, ибо пять лет назад было опубликовано превосходное исследование Ксении Мяло «Хождение к варварам, или Вечное путешествие маркиза де Кюстина» (см. журнал «Россия. XXI», 1994, 3–5), в котором впервые с полнейшей убедительностью раскрыта суть «методологии» этого знаменитого сочинения. 

Сошлюсь на одну выразительную деталь из исследования Ксении Мяло. Речь идет об очередном из многочисленных изданий книги Кюстина, вышедшем в 1989 году в переводе на английский язык с предисловием историка Д. Бурстина, который, в частности, заявил: «Эта книга является блистательным образцом древнего жанра, столь же древнего, что и Геродот».187Бурстин, метко констатирует Мяло, «похоже, и не подозревает, до какой степени точно определяет тем самым… суть книги де Кюстина… Ибо именно Геродотом были впервые нарисованы впечатляющие картины варварских скифских пространств…

 Именно у Геродота… получил пластическое воплощение, оставшись своего рода вечным эталоном, комплекс Европы перед лицом „Азии" как угрожающий самим ее (Европы) основаниям…»
И К. Г. Мяло показывает, что в подоснове нарисованного Кюстином негативного образа России лежит созданный почти двумя с половиной тысячелетиями ранее геродотовский — чисто мифотворческий — образ, который то и дело заслоняет собой реальнуюстрану; так, например, в точном соответствии с Геродотом, Кюстин утверждает, что-де в России «море (Балтийское. — В. К.) свободно ото льда едва лишь в течение трех месяцев»…
Добавлю от себя, что в ряде «зарисовок» Кюстина жители России — опять-таки в соответствии с Геродотом — словно бы обнаруживают готовность к антропофагии:«…входит человек, весь в поту и в крови…

 Узкий рот, открываясь, обнажил белые, но острые и редкие зубы; то была пасть пантеры…» (I, 321)188Казалось бы, перед нами индивидуальная характеристика; однако в другом месте, рисуя облик людей, как он определяет, «из глубины России», Кюстин утверждает, что у всех них «ослепительно белые зубы… остротой своей напоминающие клыки тигра…» (I, 150).
Впрочем, как уже сказано, масштабный и в то же время тщательный анализ кюстиновской — восходящей к геродотовской — «мифологемы» о России читатель найдет в труде К. Г. Мяло. 

Особенно существенно, что Ксения Григорьевна справедливо рассматривает книгу Кюстина не столько как антирусскую, сколько как русофобскуюв точном, буквальном значении этого слова, — то есть книгу, продиктованную «фобией», страхом перед Россией, которая-де жаждет завоевать весь остальной мир и — что наиболее важно — в самом деле способна это совершить, о чем многократно и подчас с предельной тревогой вещает француз…
И именно русофобской, а не антирусской основой кюстиновской книги объясняется ее беспрецедентная популярность на Западе. В 1951 году, в острый период «холодной войны», ее сокращенный перевод был издан в США с предисловием тогдашнего директора ЦРУ Беделла Смита, который заявил, что «книга может быть названа лучшим произведением, когда-либо написанным о Советском Союзе» (именно о Советском Союзе! — отметила, цитируя эти слова, К. Мяло).
При истинно внимательномвосприятии книги Кюстина любой читатель может убедиться, что рассуждения о российских «деспотизме», «рабстве», «варварстве» и т. п. имеют своей главнойцелью не обличение и поношение страны (хотя обычно именно так и воспринимаются эти рассуждения, — но именно из-за недостаточной внимательности); в этих и подобных «качествах» России Кюстин усматривает — и не раз прямо и ясно говорит об этом — одну из основее уникальной мощи. 

Так, например, рассуждая о «жертвах» русского самодержавия — и притом, надо сказать, крайне преувеличивая их количество, — он заключает (и это в его глазах — главная сторона дела): «Если мерить величие цели количеством жертв, то нации этой, бесспорно, нельзя не предсказать господства над всем миром» (I, 375).
Но «негативные» качества России — это, с точки зрения Кюстина, все же, как сказано, только однаиз основ ее мощи; не менее важны в этом отношении и ее вполне «позитивные» качества. В предисловии к книге Кюстин утверждает: «…многое в России восхищало меня», «никто более меня не был потрясен величием их (русских. — В. К.) нации и ее политической значительностью. Мысли о высоком предназначении этого народа, последним явившегося на старом театре мира, не оставляли меня…» (I, 19).
Если бы не было этого потрясения величием нации, не возникла бы и острейшая русофобия…Ведь вообще-то Кюстин с полным пренебрежением относился к народам, которые он не считал истинно «европейскими». 

Так, он недвусмысленно писал: «Финны, обитающие по соседству с русской столицей… по сей день остаются… полными дикарями…

 Нация эта безлика» (I, 19). мясные продукты высокого качества - www.meatmeat.ru
Этот текст действительно всецело «антифинский». Кюстин не знал, да, вероятно, и не желал знать, что пишет эти «европейско-расистские» фразы о заслуживающем глубочайшего уважения народе, который, например, создал одно из самых великолепных эпических творений мира — «Калевалу» (за четыре года до кюстиновского путешествия Элиас Лёнрот издал ее письменную обработку). 

Но Кюстин высказывается примерно в том же духе и о других живущих восточнееосновной территории Европы народах, — исключая один только русский, которым он многократно так или иначе восхищается…