Приветствую Вас Гость | RSS
Пятница
29.03.2024, 04:29
Главная Регистрация Вход
Меню сайта

Категории раздела
Новая история старой Европы [183]
400-1500 годы
Символы России [100]
Тайны египетской экспедиции Наполеона [41]
Индокитай: Пепел четырех войн [72]
Выдуманная история Европы [67]
Борьба генерала Корнилова [41]
Ютландский бой [84]
“Златой” век Екатерины II [53]
Последний император [54]
Россия — Англия: неизвестная война, 1857–1907 [31]
Иван Грозный и воцарение Романовых [89]
История Рима [79]
Тайна смерти Петра II [67]
Атлантида и Древняя Русь [126]
Тайная история Украины [54]
Полная история рыцарских орденов [40]
Крестовый поход на Русь [62]
Полны чудес сказанья давно минувших дней Про громкие деянья былых богатырей
Александр Васильевич Суворов [29]
Его жизнь и военная деятельность
От Петра до Павла [46]
Забытая история Российской империи
История древнего Востока [784]

Популярное
Величайшее изобретение
Анк Марций.
ДОНЕСЕНИЕ М. И. КУТУЗОВА АЛЕКСАНДРУ I О СРАЖЕНИИ ПРИ БОРОДИНЕ [1]
Ген. от инф. Дохтуров ген.-фельдм. кн. Кутузову, 26 сентября 1812 г.
Алтарь из Тараскона. Франция.
Монолог Прометея
Ген. Барклай де-Толли ген.-фельдм. ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ, 11 сентября 1812 г.

Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Форма входа


Главная » 2015 » Март » 20 » Они в одиночку способны были выступить против тысячи
20:31
Они в одиночку способны были выступить против тысячи

 Но давайте оставим на время в покое сокровища тамплиеров и поговорим о том, на что, собственно, и уходила большая часть богатств Ордена, — о войне с сарацинами. Западные командорства неустанно трудились ради Святой Земли — поставляли деньги на содержание крепостей и наёмников, отправляли в Палестину новобранцев. 
Храмовники участвовали во всех Крестовых походах — осаждали крепости неверных, нападали на их отряды. Об их непомерной отваге было известно еще с первой половины XI века, когда они принимали активное участие в испанской Реконкисте, когда народы Пиренеев дружно поднялись против захватчиков-арабов. Все помнили и о том, как в 1146-м тамплиеры спасли жизнь самому Людовику VII, попавшему в засаду в горах Лаодикеи… «Гора была крутой и каменистой, а подъем — труден для наших, видевших вершины, касающиеся небес, а в глубокой лощине — поток, спускавшийся в преисподнюю, — читаем в дорожных записках секретаря Людовика Одона де Дёй. — Толпа все прибывала, люди толкались, пока не вскарабкались. Падающие камни завалили дорогу, и наши, отыскивая путь, теснились друг к другу, насколько это было возможно, опасаясь собственного падения или падения другого. 
В то же время турки и греки, недосягаемые за хребтами для наших стрел, вовсю развлекались этим представлением, дожидаясь вечера. Темнело, а наш обоз скопился в ущелье. Как если бы сих бед было недостаточно, враг выбрал именно этот момент, чтобы напасть. Турки вышли из-за утесов, так как не опасались больше нашего авангарда и не видели еще арьергарда. Они нанесли удар и сбросили вниз наших пехотинцев, падавших и скользивших подобно стаду. Поднявшиеся вопли достигли небес и слуха короля. То т сделал все, что смог, но небо послало только ночь — тем не менее, темнота-то и остановила избиение. Цвет Франции был скошен, не успев принести свои плоды в Дамаске… Уже наши лошади страдали от голода, так как прошли много дней без овса и почти без травы; уже не хватало продовольствия людям, которые брели в течение двадцати дней, в то время как жаждущие крови турки окружали нас, подобных жертвенным животным. Магистр Ордена Храма сеньор Эврар де Бар, почитаемый за свою веру и ценный пример для войска, и его братья следили за своими собственными лошадьми и поклажей и, насколько могли, храбро защищали поклажу и лошадей других. Король, который любил их и охотно подражал их примеру, пожелал, чтобы все войско держалось их и чтобы наше духовное единство укрепило слабых. Наконец, по общему согласию, решили держаться в этой опасности по-братски, все вместе. 
Все, богатые и бедные, дали слово, что не сбегут из лагеря и во всем будут повиноваться магистру, которого им пошлют. Потом таковым избрали командира по имени Жильбер и определили ему пятьдесят рыцарей в качестве соратников… Все войско слушалось его приказов, и мы радовались, спускаясь в безопасности с гор, избавленные от любого нападения врага…» Увы, несмотря на чудесное избавление, этот Крестовый поход захлебнулся. Однако Людовик VII никогда не забывал об оказанной ему помощи. «Мы не видим, не можем себе представить, как бы смогли прожить хотя бы миг в этих краях без их помощи и их участия, — писал он. — Мы никогда не испытывали недостатка в этой помощи, начиная с первого дня нашего прибытия и до сего момента, когда сии письма нас покидают, и они продолжают выказывать себя все более услужливыми…» За всю историю Ордена не было случая, чтобы тамплиер бежал с поля боя.
 Попав в плен, рыцари с презрением смотрели в лицо своим врагам. Шевалье Одон де Сент-Аман — лишь один из тех, кто умер в неволе, отказавшись заплатить выкуп. Его слова о том, что «тамплиер может предложить в качестве выкупа лишь свой боевой пояс», повергли его мучителей в настоящий ужас. Жак де Витри писал: «…Они в одиночку способны были выступить против тысячи, а вдвоем могли преследовать десять тысяч». Не случайно сам султан Саладдин поклялся: «Я очищу землю от этих поганых орденов». А слово его было крепкое — за отвагу и своеобразное благородство султана уважали даже франки. Когда однажды Саладдин вошел во взятый им город, бедная христианка, у которой отобрали сына, бросилась к ногам султана. Властитель выслушал ее, а затем, поставив ногу на шею лошади, заявил, что не сдвинется с места, пока ребенка не найдут. Эмиры исполнили его повеление, и сын был возвращен матери на глазах победителя… Не зря миннезингер Вольфрам фон Эшенбах воспел его как человека, равного в своих добродетелях истинным христианам… Таков был человек, во всеуслышание объявивший рыцарскую братию «врагом номер один». И право, ему было за что их ненавидеть. 
Ни одна крупная битва того времени не обходилась без участия тамплиеров. …В 1153 году король Иерусалима Болдуин III выступил на Аскалон — город Астарты, финикийской богини любви… Когда-то сюда, убив тридцать филистимлян, ушел из Тимнафа Самсон. Здесь, среди кипарисов и гранатовых деревьев, родился будущий царь Ирод. Пророки разных лет неоднократно предсказывали городу печальную участь — и не ошиблись. Горлицы, спутницы Астарты, и доселе оглашают своим воркованием дикие сады в песчаных впадинах крепостных развалин…. Но все это случится позже. А пока город — в руках неверных.
 Иерусалимский король Болдуин готовится к походу. Южнее Аскалона по его приказу возводится замок Газа. «…Они взяли часть этой земли, заложили там фундаменты и возвели тяжелые и крепкие башни, высокие и толстые стены, отвесные и глубокие рвы; превосходно был построен сей замок, и всё это — по общему совету тамплиеров, ибо тогда в этом ордене доставало братьев, бывших добрыми рыцарями и достойными мужами. И, заполучив его, они прекрасно охраняли замок. Много неприятностей доставили они оттуда жителям Аскалона…» Египетский город оказался в кольце оборонительных укреплений христиан. Он тоже являл собой крепость — непробиваемое кольцо стен, за которыми жили одни лишь воины. Армия крестоносцев выступила весной. Во главе ее шел патриарх Фульхерий, зажав в руках древо Животворящего Креста… Пять месяцев длилась осада Аксалона, когда на помощь к египтянам явились семьдесят новых кораблей. Жестокая морская битва фактически уничтожила истощенный долгими баталиями флот франков. Но, видимо, само небо было в тот год на стороне рыцарей. Для атак на город ими была изготовлена огромная подвижная башня, больше похожая на крепость. Желая уничтожить опасную помеху, египтяне набросали вокруг нее огромное количество дров, облили маслом, обложили серой и подожгли. 
О, чудо — ветер, дувший с востока, развернул пламя и понес на город! Пожар, длившийся день и ночь, раскалил каменные стены — и на рассвете они разрушились в прах. «…Великий шум произвело сие разрушение, такой, что подскочило все войско, и все бросились к оружию, чтобы войти в город через этот пролом в стене.
 Но Великий магистр Ордена Храма Бернар де Тремеле со своими тамплиерами намного опередил других и оказался у этого пролома, дабы никто, кроме его братьев, туда не вошел. А поступил он так, чтобы захватить побольше добычи в городе. Ибо обычай сей тогда был распространен в Заморской земле, чтобы придать отваги смелым действиям из-за вожделения: когда крепость бралась силой, каждый вступающий в нее мог получить для себя и своих наследников все, что он захватит у врага. Но в городе Аскалоне было столько ценностей и прочей добычи, что все, кто был снаружи, если бы им удалось, могли бы обогатиться сообразно тому, кем был каждый. Случается много раз, что дела, начатые с дурными намерениями, не приводят к доброму концу, и сие было здесь хорошо доказано. Ибо в город проникло сорок тамплиеров, а прочие обороняли брешь в стене, за ними никто не последовал. Турки, которые поначалу были ошеломлены, увидели, что за теми, кто был внутри, никто не идет. Итак, они воспряли духом и бросились на них со всех сторон. Тамплиеры, которых была лишь горстка, не смогли защититься и, таким образом, были перебиты. Когда турки, которые уже отчаялись, услыхали об этом деле, они осмелели и приободрились из-за этого происшествия; тогда они стали сбегаться все вместе к узкому проходу в стене и защищать вход. Они поспешно подтащили к пролому большие балки и брусья всех пород дерева, которых у них было достаточно; таким образом, вскоре проход в стене был так хорошо заделан, что никто не мог туда войти… Потом они схватили тех тамплиеров, которых убили, и повесили их всех на веревках на стенах пред войском. Франки пали духом и начали подумывать о том, чтобы прекратить осаду города. Но патриарх Фульхерий и епископы посоветовали войску вступить вновь в битву, и их мнение было уважено. 
На другой день битва возобновилась и длилась весь день, обе стороны действовали с большим оживлением, но потери мусульман оказались значительнее. Предложено было перемирие для погребения убитых. Во время перемирия жители Аскалона приняли решение сдать город христианам и выбрали послов к Иерусалимскому королю. Когда послы сообщили вождям латинян о желании сдать им город, те, уже потерявшие надежду на овладение Аскалоном, с радостью согласились на условия мусульман. Жителям Аскалона дано было три дня, чтобы выселиться оттуда со всем своим имуществом, но они не дождались и третьего дня…» Франки, считавшие взятие города истинным чудом, 19 августа священной процессией вошли в Аскалон. А рассказ о героической гибели сорока тамплиеров еще долго передавался из уст в уста, как когда-то история подвига трехсот спартанцев… В течение всего XII века отважные храмовники безраздельно царили на полях сражений в Палестине. А потом наступило роковое жаркое лето 87-го, когда, безрассудно решив атаковать сарацин у Рогов Хаттина, тамплиеры потерпели крупное поражение. …
Полученное крестоносцами известие было нерадостным — проклятый Саладдин с многотысячным войском перешел Иордан и взял город Тивериаду. Лишь цитадель, гарнизоном которой командовала Эшива, принцесса Галилейская, жена графа Раймонда III Триполийского, по-прежнему отчаянно сопротивлялась ненавистным сарацинам. В ставке воникло смятение: Прекрасная Дама бьется с кровожадными магометянами на берегах озера, по водам которого ходил, яко посуху, Спаситель… Хронист пишет: «Рыцарские чувства воинов воспылали при мысли о сей доблестной даме, из последних сил удерживающей крепость у священного озера. Но встал граф Раймонд, сказавший, что было бы непростительной ошибкой оставить лагерь и выступить в поход на июльской жаре по голой выжженной земле. Тверия — его город, сказал он, и графиня Эшива — его жена, но лучше утратить Тверию и ее защитников, нежели все королевство Иерусалимское». Великий магистр Ордена тамплиеров Жерар де Ридефор решительно выступил против подобной трусости. Задача рыцарей — немедля атаковать и уничтожить неверных! Да это просто богохульство — утверждать, что мусульмане могут взять верх. Ведь с нами величайшая святыня христианства — Истинный Крест… Все же военный совет решил отложить наступление. Ровно в полночь, когда Его Величество Ги де Лузиньян остался один в своем шатре, магистр вошел к нему: «Сир, верите ли вы этому предателю, который дал вам подобный совет? Он вам его дал, чтобы вас опозорить. Ибо великий стыд и великие упреки падут на вас… если вы позволите в шести лье от себя захватить город… И знайте же, чтобы хорошенько уразуметь, что тамплиеры сбросят свои белые плащи и продадут, и заложат все, что у них есть, чтобы позор, которому нас подвергли сарацины, был отмщен…» Лузиньян проникся горячностью магистра. Пылая решимостью отправляться в путь немедля, он даже отказался объясниться с баронами, пришедшими к его шатру. Как утверждает Марион Мелвиль, «ночь была полна предзнаменований. Говорили, что лошади отказываются пить, что старая колдунья обошла лагерь, наводя порчу. Крестоносцы пустились в путь еще до зари. Они шли на восток по длинной бесплодной равнине, лежавшей среди еще более засушливых холмов, до «Рогов Хаттина»; по другому склону дорога спускалась к берегам Тивериадского озера. Расстояние было небольшим — двадцать километров от Сефории до Тивериады, — но длинный караван тянулся пешим шагом». Христиане двигались тремя отрядами; строй замыкали тамплиеры и госпитальеры. Хронист пишет: «Жарким и душным утром 3 июля христианская армия покинула зеленые сады Сефории и выступила в поход на север по безлесым холмам. Граф Раймонд Триполийский вел войско по праву сеньора Галилеи. В центре походной колонны находился король. Ни капли воды, ни колодца, ни ручья не было по пути. Люди и кони равно страдали от жары, пыли и жажды». Увы, в их рядах не было нового Моисея, который иссек бы воду из камня. После полудня обессиленная армия добралась, наконец, до плато Хаттин. И с ужасом обнаружила, что ущелье Арбель, ведущее вниз, в плодородную долину, полностью блокировано врагом. Всю ночь армия Иерусалимского королевства изнывала от невыносимой жажды. Совсем близко плескалась полноводная чаша озера. Но — видит око, да зуб неймет… К утру большая часть воинов была не в силах сдвинуться с места, многие лошади пали. А тут еще туркменские всадники Саладдина подожгли сухую траву, и едкий дым плотной завесой окутал рыцарский лагерь… То, что началось далее, вошло в историю под названием Хаттинское побоище. Христиане, забыв обо всех правилах военного искусства, рвались к воде, сарацины косили их, как траву. Король приказал тамплиерам взять в кольцо шатер епископа Акры Руфина, где хранился Животворящий Крест. Но тут вихрем налетел племянник султана Таки ад-Дин. Острой кривой саблей зарубил он Руфина и с драгоценным трофеем вернулся к своим. Есть, правда, и другая версия. Мол, накануне гибельной битвы безымянный тамплиер, денно и нощно стоявший подле Креста Господнего на часах, закопал его, дабы спасти от мусульман. Ему было суждено выжить в страшной битве. Много лет спустя он объявится у короля Иерусалимского и объявит, что, ежели дадут ему надежного проводника, он отыщет священную реликвию. Тр и ночи (опасаясь сарацин) рыли песок, но так ничего и не нашли… …Уцелевших рыцарей отвели в шатер султана. Саладдин собственными руками поднес королю чашу с напитком владык: прозрачной озерной водой, охлажденной льдом с вершины горы Хермон. Ги отпил и передал чашу графу Рене де Шатильону, которого султан поклялся убить, как своего заклятого врага. По арабскому обычаю, пленнику, получившему из рук победителя еду или воду, нельзя причинять вреда. «Это ты дал ему напиться — не я!» — воскликнул Саладдин. Он выхватил саблю и снес де Шатильону голову. А потом, опустив палец в кровь врага, провел им по своему лицу — месть свершилась. Победители и побежденные вместе провели ночь на поле брани. А на следующий день Саладдин отправился к Тивериаде, и отважная графиня Эшива сдала ему цитадель… Какая же участь постигла пленных? Туркополов — местных наемников — как изменников веры, казнили на месте. Остальных отправили в Дамаск. Всем захваченным рыцарям был предложен выбор: принять ислам или умереть. Лишь тамплиерам Саладдин приказал отрубить головы сразу — ибо «они проявили большее рвение в бою, чем остальные франки». Двести тридцать человек были казнены. Но даже катастрофа при Хаттине не поколебала мощи Ордена. Едва оправившись от ран, Европа начала готовиться к третьему Крестовому походу, в стороне от которого не остались и доблестные храмовники. Труба звала к войне немедля — Гийом, епископ Тирский, в таких ярких красках описал те мерзости, которые творят неверные, что английский и французский монархи согласились сражаться под одним знаменем. И вот флот Филиппа Августа и Ричарда Львиное Сердце вошел в залив Акры. К этому моменту тамплиеры вновь остались без великого магистра, и брат Робер де Саблуа, который командовал английскими кораблями, наскоро принеся обеты, встал во главе братства. «Выслуге лет», необходимой для того, чтобы занять этот пост, он противопоставил авторитет отважного воина. История обычно умалчивает о том, что новоиспеченный монах оставил дома жену и двоих детей, — как и о том, что он был неплохим поэтом. Его стихотворная жалоба «Ныне воспеть…» сделала бы честь любому трубадуру: Увы, я безрассудством был охвачен, И горький путь мне ныне предназначен. Но сердце вдруг охватывает страсть… Не дай, не дай безумному пропасть! Я словно воспаряю над Землею… Прекрасная! Я вновь пленен тобою. Но к милосердью поздно мне взывать, Я выбрал смерть. Ее и стану ждать… В Акре Робер де Саблуа несомненно нашел родственную душу. Тогдашний городской епископ Жак де Витри тоже не чурался прекрасного. Правда, его «коньком» были анекдоты — странствуя по белу свету, он собрал их великое множество. И столько же, если не больше, сочинил сам — дабы украшать ими свои проповеди, которые всегда собирали огромное число слушателей. Епископ Акры любил сочинять для узкой аудитории — скажем, для студентов или монахов. Но две проповеди прямо адресованы рыцарям Ордена Храма, вызывавшим его неподдельное восхищение. Он до небес превозносит их роль по защите Святой Церкви: от сарацин — в Сирии, от мавров — в Испании, от язычников — в Пруссии, от схизматиков — в Греции и от еретиков — повсюду, где ступала нога человека… Вот скачет четверка библейских лошадей — прообраз рыцарских орденов. Гнедая — тамплиеры, белая — госпитальеры, вороная — тевтоны и пегая — прочие братства, коих немало развелось повсюду. «Вы движетесь вперед в военное время, вы возвращаетесь назад во время мира; двигаясь вперед делом, возвращаясь в созерцание; отправляясь на войну сражаться, мирно возвращаясь к молитве; вы рыцари в битве и монахи в своем жилище»… Далее следуют назидания — о гордыне и похвальбе, о гневе и сладострастии, о лени и скупости… Не стоит подражать повадкам петухов на птичьем дворе, дерущихся из одной лишь неприязни друг к другу. Не надо копировать повадок ночной птицы — совы, которая радуется неудачам других… Пусть не родится в сердцах рыцарей презрения к тем, кто слабее силой или по рождению — «ибо бахвальство проистекает от тщеславия… Не только победа, но и храбрость идет от Бога. Два гордеца не поскачут в одном седле». Помните? Два рыцаря на одном коне, первая печать Ордена Храма, по Жаку де Витри — символ не бедности, а подлинного братства. «Чтобы не посмели вы прожить ни одного дня в таком состоянии, в котором вы не решились бы умереть». Нечто подобное мы уже слышали: «Жить надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы»… Автор одного из главных бестселлеров эпохи развитого социализма, несомненно, обладал стойкостью тамплиера. А братья-рыцари о том, как закалялась сталь, знали не понаслышке. Сарацинские мечи разили наповал — и вот Жак де Витри рассказывает историю о рыцаре, который в день сражения говорит верному скакуну: «Мой конь, мой добрый товарищ, я провел много добрых дней, скача на твоей спине, но этот день превзойдет все другие, ибо сегодня ты понесешь меня в Рай»… Или другой рассказ — о рыцарях, столь ревностно соблюдавших посты, что они буквально валились с ног от слабости. «Слыхал я, как рассказывали об одном из них, рыцаре очень благочестивом, но совершенно не доблестном, который свалился со своего коня при первом же ударе копья, получив его в стычке с язычниками. Один из его братьев посадил его вновь в седло, с великой опасностью для самого себя, и наш рыцарь бросился на сарацин, которые его снова выбили из седла. Тогда второй, два раза подняв его и спасши, сказал: «Сеньор Хлеб с Водой, отныне поберегитесь, ибо если вы еще свалитесь, поднимать вас буду не я!» Храмовники внимали своему епископу с благоговением. Но, как известно, когда говорят пушки — музы молчат. Сопровождая крестоносцев в походы, Витри — уже «не писатель, а читатель» — провел нескончаемое время за книгами, которые обнаруживал в частных библиотеках. «Священная История» Гийома Тирского вдохновила святого отца настолько, что он решил создать собственную историю Востока, поведав всему миру о милых его сердцу тамплиерах. «Их доброе имя и слава об их святости, — писал он, — подобны сосуду с благовониями, распространяющему сладчайшее благоухание по всему миру, и все святые братства будут помнить их битвы и славные победы над врагами Христовыми. Рыцари же из всех уголков земли, герцоги и князья, по их примеру сбросив мирские оковы, отказавшись от суетной жизни и плотских утех ради дела Христова, спешили присоединиться к ним и разделить их святой обет служения». Самые отчаянные храбрецы того времени изъявили желание сражаться под черно-белым знаменем Ордена. Много светских рыцарей встало в ряды воинов-монахов с красным крестом на левой стороне груди. Ровно шесть недель спустя после прибытия флота английский и французский короли вместе с турецкими эмирами собрались в палатке Великого магистра. Именно там был заключен договор о сдаче Акры. Тяжелые ворота распахнулись перед крестоносцами. Тамплиеры получили в собственность три участка земли неподалеку от моря. Совсем скоро здесь появится знаменитый Храм — отныне главная резиденция ордена. А пока… Пока Саладдин обратился к храмовникам с просьбой помочь в освобождении пленников, «замолвив словечко» перед Ричардом Львиное Сердце. Однако Робер де Саблуа, помятуя о Хаттине, ответил: «У вас слово и пощада, довольствуйтесь этим!» Судьба захваченного гарнизона осталась целиком в руках Ричарда — и вот однажды, выстроив почти три тысячи пленников, он велел перебить их всех. Говорят, в тот вечер на короля напал один из ужасных приступов бешеной ярости, которыми страдали его предки… В такие минуты, случалось, попадало даже приближенным английского монарха — всем, кроме тамплиеров. В Святой Земле он поселился вместе с ними, быть может, вспомнив о том, как однажды эти отважные воины помогли сохранить мир в христианском войске. Тогда, повздорив с эрцгерцогом Австрийским, он, Ричард, позабыв монаршую сдержанность, сорвал его знамя с древка и швырнул в ров. Кто знает, чем бы закончилась эта стычка, не встань между ними невозмутимые храмовники… Не случайно во время знаменитого похода Ричарда из Акры в Аскалон именно они двигались в авангарде. Саладдин всеми силами пытался преградить крестоносцам путь, и марш-бросок превратился в беспрерывную одиннадцатидневную битву. Ричард в окружении личной гвардии тамплиеров рубился на переднем крае. А по ночам храмовники, знающие эти места вдоль и поперек (еще Гуго де Пайен «сотоварищи» охраняли здешние дороги), отправлялись за провизией и фуражом. Они прочесывали окрестности и возвращались на заре, гоня перед собою быков и овец. Во время одной из таких вылазок их окружил отряд из четырехсот мусульманских всадников. Ричард Львиное Сердце послал графа Лестерского с отборными английскими рыцарями им на помощь. Но силы врага были столь велики, что неминуемо погибли бы все, не подоспей сам Ричард со своим знаменитым боевым топором. …В широкой долине возле Рамлы Саладдин делает последнюю отчаянную попытку, которой суждено воплотиться в одну из величайших битв века. Жоффруа де Венсоф пишет: «Со всех сторон, сколько мог охватить взор, от морского побережья до гор, ничего не было видно, кроме леса копий, среди которых развевались бесчисленные знамена. Лютые бедуины, сыны пустыни, на своих быстрых арабских скакунах молниеносно пересекли широкую равнину, и в воздухе стало темно от их дротиков и копий. Свирепые и жестокие, устрашающего вида, с кожей чернее сажи, они старались быстрым движением и постоянными атаками нарушить строй христианских воинов. Бедуины кидались в атаку со страшными воплями и криками, которые, вместе с оглушительным звуком труб, горнов, цимбал и бронзовых литавр создавали шум, потрясавший всю равнину и способный заглушить даже громы небесные. Бой начался на левом крыле госпитальеров, и христиане главным образом были обязаны своей победой доблестному королю Ричарду. Хотя войска Саладдина были смяты, он остался на равнине, не спуская своих знамен, и звук его литавр не умолк; он собрал свою армию, отступил к Рамле и приготовился защищать дорогу, ведущую на Иерусалим. Тамплиеры и госпитальеры, когда битва закончилась, отправились на поиски Жака д'Авена, одного из храбрейших рыцарей Ричарда, чье мертвое тело они на копьях принесли в лагерь под горестный плач и причитания своих соратников». Когда христианская армия отправилась на зимние квартиры, тамплиеры обосновались в Газе. А едва окончились зимние дожди, войско вновь выступило в поход. Тамплиеры не советовали Ричарду Львиное Сердце идти на Иерусалим. Единожды взяв город, его пришлось бы удерживать от орд неверных, а оборонительные сооружения не были достаточно хороши. Позже, на процессе, эту вполне трезвую оценку ситуации палачи тамплиеров возведут в ранг трусости. «…Когда крестоносцы горько сетовали на жару и холод, на грязь и пыль, тамплиеры и госпитальеры, стиснув зубы, заменяли сторожевых псов. Когда французы или англичане с ностальгией говорили о возвращении на Запад к своим очагам, женам и детям, рыцари-монахи умолкали. Единственным местом, связующим их всех, был Святой Град. Но когда Роберт де Сабле посоветовал Ричарду взять Аскалон и Дарум, прежде чем рисковать наступлением на Иерусалим, его осторожность расценили как новое доказательство „предательства тамплиеров"…» — ну вправе ли мы упрекнуть Марион Мелвиль в излишней симпатии к этим самым рыцарям-монахам! Кстати, и король прислушался к их мнению, приняв решение «на деле придерживать крестоносцев, дабы их желание освободить Святой Град не было выполнено». Военная кампания завершилась подписанием мирного договора. Христиане получили право посещать Иерусалим как паломники. Им отходили Тир, Акра и Яффа, а также все побережье между ними. Но укрепления Аскалона, по требованию Саладдина, должны быть разрушены — как и предсказывали древние пророки… Сам Ричард навсегда покинул Святую Землю. Но перед этим, как пишет хроника, «…прибыл он к магистру Ордена Храма и сказал ему: „Сир магистр, я хорошо знаю, что меня не любят, и, переплыв море, как бы не попасть мне туда, где меня могут убить или взять в плен. Посему я прошу вас повелеть вашим братьям-рыцарям и сержантам, которые поплывут со мной на моем корабле, приготовиться, чтобы, когда я прибуду, они бы меня проводили, как если бы я был тамплиером, до моей страны". Магистр ответил: „Охотно". Он велел тайно подготовить своих людей и посадил их на галеру. Король распрощался с графом Генрихом, тамплиерами и баронами Святой Земли и взошел на свой корабль. В час вечерни он перешел на галеру тамплиеров… и одни поплыли своим путем, а другие — своим»… …Год от года, десятилетие от десятилетия — рыцари Храма превращались в настоящих хозяев Святой Земли. Они читают ее не только по тропам и скалам; кажется, им удалось уловить саму суть Востока, недоступную даже королям. Но всему когда-нибудь приходит конец. Началом конца священной миссии христиан на Святой Земле стало появление там Людовика Святого. Начатый им Седьмой Крестовый поход разрушил хрупкий мир на Востоке, который изо всех сил пытался поддерживать Гийом де Соннак, бывший тогда Великим магистром. Тайно стараясь наладить отношения с эмирами, он лишь следовал вековым обычаям Ордена — соблюдая перемирие, было легче начать переговоры или заслать в мусульманский лагерь лазутчиков. Но Людовик Святой был плохим знатоком арабского мира и горячо осуждал Великого магистра за союз с султаном. Как написал один из хронистов: «Магистр ордена Храма и султан Египта совместно заключили столь добрый мир, что оба велели отворить себе в чашу кровь»… Послание Людовика к прелатам и баронам Франции сколь напыщенно, столь и лишено всякого смысла: «Смелее, воины Христовы! Вооружайтесь и будьте готовы отомстить за свои обиды и тяжкие оскорбления. Последуйте примеру ваших предков, кои отличались от прочих народов своей набожностью, искренней верой и наполняли слухами о своих прекрасных деяниях мир. Мы опередили вас, поступив на службу к Господу; ступайте же присоединиться к нам. Пусть вы придете позднее, но все равно получите от Господа награду, кою Отче Святого Семейства предоставит равно всем: и тем, кто придет потрудиться в винограднике на склоне дня, и тем, кто явился вначале. Те, кто прибудет сам или пришлет помощь, покуда мы будем здесь, помимо отпущения грехов, обещанных крестоносцам, обретут милость Господню и людскую благодарность. Собирайтесь же, и пусть те, кого любовь к Всевышнему вдохновит прийти или послать помощь, будут готовы к ближайшему апрелю или маю. Что же до тех, кто оказался бы не готов к первому сроку, пусть, по крайней мере, выступят(в поход) ко дню Святого Иоанна. Действовать надлежит быстро, ибо всякое промедление смерти подобно. Вы же, прелаты и прочие служители Христа, заступитесь за нас пред Всевышним, молясь с усердием; прикажите, чтобы молитвы творили во всех подчиненных вам храмах, дабы они несли нам Божественные милость и благословение, коих мы недостойны за грехи наши. Написано в Акре в год от Рождества Христова 1250, в августе месяце». Когда в 1254 году, потерпев ряд оглушительных поражений, Людовик покинул Палестину, от Иерусалимского королевства оставалась лишь видимость. Не было ни центральной власти, ни границ; дело Крестовых походов было проиграно. Лишь тамплиеры оставались верны себе. Из последних сил старались они поддерживать порядок в Святой Земле, в то время как потери следовали одна за другой. В 1265 году, после падения Арсуфа, неизвестный рыцарь написал поэму под названием «Гнев и боль»… Литературоведам доподлинно известны две тамплиерские поэмы, вторая из которых — прекрасная элегия о Людовике IX, принадлежит некоему Оливье. Весьма вероятно, что страстные «Гнев и боль» тоже вышли из-под его пера; во всяком случае, все три дошедших до нас отрывка написаны по-провансальски. «…Гнев и боль осели в моем сердце до такой степени, что я едва смею оставаться в живых. Ибо унизили Крест, который мы приняли в честь Того, кто был распят на кресте. Ни Крест, ни Закон не значат боле ничего для нас, не защищают нас от вероломных турок, да будут они прокляты Богом! Но из того, что явствует, чудится, что в нашей гибели Богу угодно поддерживать их. Сначала они захватили Цезарею и приступом взяли укрепленный замок Арсуф. Ах, Господи Боже, через что прошли они, сержанты и горожане, находившиеся в стенах Арсуфа? Увы, Восточное королевство потеряло столько, что, по правде сказать, никогда не сможет оправиться. Не думайте, что Сирия скорбит об этом, ведь она решила и заявила совершенно открыто, что — по возможности — ни одного христианина не останется в ее владениях. Из монастыря Святой Марии сделают мечеть, а так как ее Сын, который должен был бы испытывать боль за это, доволен сим грабежом, мы также вынуждены находить в этом удовольствие. Безумен тот, кто хочет бороться против турок, поскольку Иисус Христос больше у них ничего не оспаривает. Они победили — и они победят, что гнетет меня, — французов и татар, армян и персов. Они знают, что ежедневно будут принижать нас, ибо Бог, некогда бдивший, спит, а Магомет блистает мощью и заставляет блистать египетского султана. Папа оказался весьма щедрым на прощения французам и провансальцам, которые помогли ему(в борьбе) против немцев. Он дает нам доказательства великого вожделения, ибо наш крест не стоит турского креста, и кто бы ни захотел, оставляет крестовый поход ради ломбардской войны. Наши легаты, говорю вам сие по правде, продают Бога и Его Прощение за деньги. Французские сеньоры, Александрия поступила с вами хуже, чем Ломбардия; турки лишили вас ваших сил и сделали пленниками, и освободит вас только выкуп…» Гнев и боль — именно такие настроения царили тогда в Палестине. А еще через восемь лет, при вступлении на пост Великого магистра Гийома де Боже, территория государства крестоносцев ограничивалась лишь несколькими городами со столицей в Акре. 5 апреля 1291 года султан Халил осадил Акру. Новый магистр внушал столь сильное уважение турецкому властителю, что он написал ему письмо, дабы уведомить о своем прибытии. «Султан султанов, царь царей, повелитель повелителей… могущественный, грозный, каратель мятежников, победитель франков, и татар, и армян, вырывающий крепости из рук неверных… вам, Магистру, благородному магистру Ордена Храма, истинному и мудрому, привет и наша добрая воля. Поскольку вы — настоящий муж, мы посылаем вам послания о нашей воле и доводим до вас, что мы идем на ваши отряды, чтобы возместить нанесенный нам ущерб, отчего мы не желаем, чтобы власти Акры посылали нам ни письма, ни подарки, ибо мы их больше не примем». В бессильном отчаянии отцы города все же не нашли ничего лучше, как направить к своему противнику послов. Разумеется, от подношений он, как и обещал, отказался, а посланцев бросил в темницу. Осада началась 5 апреля и продлилась до 18 мая 1291 года. Со стен крепости осажденные видели бескрайнюю равнину вокруг Акры, покрытую шатрами, поставленными веревка к веревке. «И шатер султана, который называется „дехлиз", стоял на высоком пригорке, там, где была красивая башня и сад и виноградники Ордена Храма, и каковой „дехлиз" был весь алый, с открытой к городу Акре дверью; и это было сделано султаном потому, что каждый знает: куда открыта дверь „дехлиза", этой дорогой должен идти султан». Неделя прошла спокойно. Потом турки взялись за камнеметы. «Одна из машин, которую называли Хавебен, иначе сказать — Гневная, находилась перед постом тамплиеров, — пишет хронист, — а другая машина, метавшая на пост пизанцев, называлась Мансур, то есть Победоносная; следующая, большая, которую я не знаю как назвать, метала в пост госпитальеров; и четвертая машина метала в большую башню, называемую Проклятая башня, которая стоит на второй стене и которую защищал королевский отряд. В первую ночь они поставили большие щиты, и щиты, сделанные из прутьев, выстроились перед нашими стенами, и на вторую ночь они приблизились еще, и так приближались, покуда не подошли к водяному рву, и за названными щитами были воины, сошедшие со своих лошадей на землю с луками в руках…» Шестьдесят тысяч всадников и сто сорок тысяч пеших воинов окружили город. Летописцы прошлого не были бесстрастны — в словах безымянного автора смешались те самые гнев и боль, которые владели защитниками древней цитадели… «Бесчисленное множество людей всех народов и языков, жаждущих христианской крови, собралось из пустынь Востока и Юга; земля дрожала под их шагами, и воздух дрожал от звука их труб и кимвалов. Солнечные блики от их щитов сверкали на отдаленных холмах, а наконечники их копий светились, как бесчисленные звезды на небе. Когда они шли, их пики напоминали густой лес, вырастающий из земли и покрывающий все вокруг… Они бродили вокруг стен, ища в них слабые места и поломки; одни рычали, как собаки, другие ревели, как львы, прочие мычали и ревели, словно быки, некоторые били в барабаны кривыми палками по своему обычаю, другие метали дротики, швыряли камни, пускали стрелы из арбалетов. Не оставалось никакой надежды спастись; но морской путь был открыт; в гавани стояло множество христианских судов и галер тамплиеров и госпитальеров; все же два великих монашеских и военных Ордена сочли неприемлемым отступить на соседний дружественный остров Кипр. Они отказались нарушить даже в последней крайности свой долг, который они поклялись исполнять до последней капли крови. В течение ста семидесяти лет их мечи постоянно оберегали Святую Землю от нечестивых вторжений мусульман; священная земля Палестины была повсюду полита кровью лучших и храбрейших рыцарей, и, верные своим обетам и своему рыцарскому предназначению, они теперь приготовились похоронить себя в развалинах последней твердыни христианской веры. Гийом де Боже, Великий магистр тамплиеров, участник сотен битв, принял командование гарнизоном, который состоял примерно из 120 отборных рыцарей-тамплиеров и госпитальеров, и отряда в 500 пеших и 200 конных воинов под командованием короля Кипра. Эти силы были разбиты на четыре подразделения, каждое из которых обороняло свой участок стены; первым из них командовал Гуго де Грандисон, английский рыцарь. Старые и больные, женщины и дети были отправлены мором на христианский остров Кипр, и никого не осталось в обреченном городе, кроме тех, кто был готов сражаться, защищая его, или принять мученичество от рук неверных. Осада длилась шесть недель, и в течение всего этого времени атаки не прекращались. Ни ночью, ни днем не утихали крики штурмующих, и шум военных машин не утихал; стены ломали извне, а под их основание велся подкоп. Более 600 катапульт, баллист и других разрушительных орудий использовались, чтобы сокрушить укрепления; стенобитные орудия были такого огромного размера и веса, что потребовалось сто повозок, чтобы перевезти отдельные брусья от одного из них. Мусульмане возвели передвижные башни, превосходившие по высоте стены; их рабочие и передовые части были защищены плетеной изгородью, покрытой сырыми кожами, и все военные изобретения, которые только могли создать искусство и умение века, применялись, чтобы облегчить штурм. Долгое время их величайшие труды сводились на нет усилиями осажденных, которые совершали постоянные вылазки, уничтожая их постройки, сжигая их башни и машины; разрушали их подкопы. Но день за днем численность гарнизона все уменьшалась, тогда как во вражеском лагере место убитых постоянно занимали новые воины из аравийских пустынь, одушевленные яростным фанатизмом их религии, подобным тому, что отличал воинов-монахов Ордена тамплиеров. Четвертого мая, после 33 дней непрерывных сражений, большая башня, считавшаяся ключом к крепости и названная мусульманами Проклятой башней, обрушилась под ударами военных машин. Чтобы усилить ужас и отчаяние осажденных, султан Халиль посадил на верблюдов 300 барабанщиков с их барабанами и приказал им производить как можно больше шума, когда начнется главный штурм. С 4 по 14 мая атаки не прекращались. Пятнадцатого мая двойная стена была пробита, и король Кипра, охваченный ужасом, ночью бежал к своим кораблям и отплыл на Кипр со своими сторонниками и почти тремя тысячами лучших людей из гарнизона. Наутро сарацины нанесли удар на его участке; они засыпали ров телами убитых людей и коней, брусьями, камнями и землей, и тогда их трубы протрубили сигнал к атаке. Выстроившись под желтым знаменем Магомета, мамлюки через пролом и под торжественные крики прорвались в самый центр города; но их победоносное продвижение было остановлено одетыми в броню тамплиерами и госпитальерами, которые промчались верхом по узким улицам и оттеснили врагов, перебив их несметное множество, а остальных сбросив вниз со стен. На рассвете воздух задрожал от оглушительных звуков барабанов и труб, осаждавшие несколько раз врывались в пролом и были отброшены, а под конец монахи-воины перекрыли проход своими телами, преградив, словно стальная стена, путь врагу. Громкие призывы к Богу и Магомету, к небу и святым слышались со всех сторон; после упорного сражения, длившегося с рассвета до заката, тьма положила конец бойне. На третий день неверные предприняли решающий штурм со стороны ворот св. Антония. Великие магистры тамплиеров и госпитальеров сражались бок о бок во главе своих рыцарей и некоторое время успешно противостояли натиску врага. Они бились врукопашную с мамлюками и врывались, как последний из их воинов, в самую гущу битвы. Но рыцари падали один за другим под ударами мусульманских сабель, и некем было заменить их, тогда как огромные орды неверных наступали с прежней энергией и упорством. Маршал госпитальеров пал, покрытый ранами, а Гийом де Боже, в качестве последней меры, попросил Великого магистра этого Ордена с пятью сотнями всадников выбраться из крепости через соседние ворота и атаковать вражеский тыл. Сразу после того, как Великий магистр тамплиеров отдал эти приказания, он сам был сражен вражескими стрелами; охваченные паникой воины гарнизона бежали к порту, а неверные преследовали их с ужасными криками: «Аллах акбар! Аллах акбар!» Триста тамплиеров, последние, кто остался в живых из прославленного Ордена в Акре, теперь должны были в одиночку противостоять ударам победоносных мамлюков. Выстроившись тесными рядами, они проложили себе путь вместе с несколькими сотнями христианских беженцев к обители ордена и, заперев ворота, снова бросили вызов наступающему врагу. Выжившие рыцари собрались на капитул и провозгласили Великим магистром брата Гаудини. Обитель Храма в Акре была хорошо укреплена, окружена прочными стенами и башнями. Ее территория делилась на три части, в первой и главной из них располагались дворец Великого магистра, церковь и жилища рыцарей; вторая, именовавшаяся Бургом, включала кельи братьев-служителей; третья, Кетл-Маркет (рынок скота), отводилась для должностных лиц, в чьи обязанности входило обеспечивать всем необходимым Орден и его войско. На следующее утро победоносный султан предложил тамплиерам сдаться на очень почетных условиях, и они согласились уйти из обители, при условии, что в их распоряжение предоставят судно и что им будет позволено спокойно уплыть вместе с христианами-беженцами, находящимися под их защитой, и забрать с собой столько имущества, сколько каждый из них сможет унести на себе. Мусульманский завоеватель поклялся исполнить эти условия и послал тамплиерам знамя, которое было водружено на одной из башен обители Храма. После этого тамплиеры пропустили в обитель три сотни мусульманских солдат, в чьи обязанности входило следить за исполнением условий капитуляции. Среди христиан, укрывшихся там, было несколько женщин из Акры, которые отказались покинуть своих отцов, братьев и мужей, смелых защитников города, и мусульмане, привлеченные их красотой, отбросили все запреты и нарушили условия капитуляции. Разъяренные тамплиеры закрыли и забаррикадировали ворота обители; они накинулись на вероломных неверных и убили их всех, «от мала до велика». Немедленно после этой бойни мусульманские трубы протрубили призыв к штурму, но тамплиеры успешно защищались до следующего дня. Магистр Гаудини отправил маршала Ордена и нескольких братьев с флагом перемирия к султану, чтобы объяснить причину убийства его стражи. Но разъяренный монарх, как только они оказались в его руках, повелел всех обезглавить и продолжал осаду с новой силой. Ночью Гаудини с небольшим отрядом рыцарей собрал сокровища Ордена и церковную утварь и покинул обитель через потайной ход, который вел к порту. Они погрузились на маленький корабль и невредимыми добрались до острова Кипр. Оставшиеся тамплиеры отступили в большую башню обители под названием «Башня магистра», которую защищали с отчаянной решимостью. Храбрейшие из мамлюков раз за разом возобновляли атаки, и маленькая крепость была окружена грудами трупов. Наконец султан, отчаявшись взять башню штурмом, приказал разрушить ее. Рабочие, ведя подкоп, подпирали свод с помощью деревянных брусов; когда их труды были закончены, эти деревянные опоры подожгли; громадная башня упала со страшным грохотом и погребла смелых тамплиеров под своими развалинами. Султан поджег город в четырех местах, и последняя христианская твердыня в Палестине быстро превратилась в дымящиеся обезлюдевшие руины». Так закончилась история Ордена тамплиеров на Святой Земле; история могущества и поражений, гордости и слез, подвигов и позора. Государство крестоносцев в Палестине перестало существовать. «Тайному рыцарству Христову и Храма Соломона» пришлось, как и госпитальерам, навсегда покинуть эти места. Оба ордена обосновались на острове Кипр. А еще через несколько лет их пути разошлись. Госпитальеры, как мы уже знаем, покинув Кипр, завоевали Родос, а тамплиеры, сохранив на острове и земли, и замки, перебрались в Париж.
Категория: Полная история рыцарских орденов | Просмотров: 1181 | Добавил: historays | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Поиск

Может пригодиться

Календарь
«  Март 2015  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
      1
2345678
9101112131415
16171819202122
23242526272829
3031

Архив записей

Интересное
Советские военнослужащие, погибшие в Алжире
ВЗРЫВ НАД ТУНГУСКОЙ
Перед бурей
7
6. Аграрное законодательство
Микоян в последние годы жизни
КЕМ ТЫ БЫЛ, СИРАНО ДЕ БЕРЖЕРАК?

Копирование материала возможно при наличии активной ссылки на www.historays.ru © 2024
Сайт управляется системой uCoz