Каким же образом осуществилась христианизация Европы? 

Этого мы не знаем. Во всяком случае, не так, как это передают церковные тексты, ни в плане временных рамок, ни касательно характера операции. Действительные события в легендах искажены до неузнаваемости, все перевернуто вверх ногами.
Английский миссионер Винфрид, принявший имя Бонифация, который, чтобы обратить в христианство гессенцев, повалил дуб Донара, принял, разумеется, в качестве немецкого отца церкви, мученическую смерть (754). Однако писаниями своими (трактатами по грамматике, метрике и стихами (!)) он удивительно напоминает гуманистов с их попытками развить и внедрить латынь. В объемный том эпистолярного наследия Бонифация вошли ответы его корреспондентов, а также письма его английского спутника Лула92. Все это я без промедления отношу к творчеству одного или нескольких гуманистов.
А христианская архитектура в языческом окружении?
«Церкви-крепости», возводимые, прежде всего, в области расселения вендов93, служили якобы «для защиты населения» (Брок-хаус, 1996).

 Правда, единственно, кого они реально защищали, – это забаррикадировавшихся в них миссионеров, до которых миролюбивым и терпимым в религиозном отношении крестьянам не было никакого дела.
Правда, считается, что «церкви-крепости» интенсивно строились и в области расселения франков, которые, мол, не жаловали миссионеров. Пригодился опыт из страны венедов. Ведь и франки тоже не были христианами, в чем можно было убедиться, побывав на «Большой франконской выставке» (Париж-Маннгейм-Берлин, 1997). Даже при помощи до смешного наглой пропаганды и фальсификации артефактов церкви не удалось доказать наличие христианства (во всяком случае, римского католичества) в Центральной Европе ни при франках, ни в эпоху каролингов. А так как его не было, то не могло быть и несфальсифицированных археологических находок или иных свидетельств.
Наше представление о раннехристианской эпохе в империи франков основывается на двух латинских текстах:
• на «исторических книгах» епископа Григория Турского и
• на поэтических образцах «его друга и спутника» Венанция (Счастливого, VI век).
Стиль, склонность к чрезмерным преувеличениям и миссионерский пафос выдают в обоих продукт значительно более позднего творчества. Огромного дворца на горе над Мозелем у Брай-тенштайна, в подробностях описанного Венанцием, с тридцатью башнями и обрамленным колоннами порталом, никто, правда, найти не смог, тем не менее ученые принимают его как факт прошлого. Они делают из этого «факта» далеко идущие выводы о социальном устройстве общества того времени: мы узнаем о чужеземных ремесленниках, прибывших из Галлии, но не отнимающих рабочие места у местных каменотесов. 

Вот кто стоял у колыбели нынешнего общеевропейского единства!
Регина Зоннтаг (1987) разложила выдумки Григория на составные части. Впрочем, она посчитала архитектурные данные в основном заслуживающими доверия. Зато сведения о количестве войска и датировку Григория она относит к области сказок. Все это, следовательно, было написано гораздо позже. Трюк с «полуправдой» (привести частично достоверные архитектурные сведения и с их помощью «протащить» в историю список вымышленных правителей и мифических деяний) знаком мне по творчеству испанских «хронистов» XVI века.
Вопрос о существовании в Центральной Европе в ту эпоху («V—VIII век») арианства еще ждет своего исследователя. Возможно, людей устраивала синкретически-языческая картина мира, они молились и отправляли культы в рощах и у камней и ничего не знали о распятом палестинце. Ирландия перешла к христианству незаметно и ненасильственно. 

Для этого не понадобились «церкви-крепости».
Рельефы в таких церквях, на стенах или на загородках, отделявших хор от молящихся (например, рельеф в Хорнхаузене), дают представление о духе того времени, о богах, которым поклонялись. Словно Вотан94» восседает на коне всадник с не защищенной шле-мом головой, а под ним извивается Мидгардский змей. На выставке он стал «христианским святым рыцарем в шлеме, 1-й половины VII века», – найденным, правда, довольно далеко от ареала расселения франков, в Северном Харце (Гарце) (рис. 21).Рельеф составлял часть шестистворчатого оградительного барьера церковного хора. В доказательство принадлежности всадника к христианству приводят раскопанный в тех краях (и датированный 200 годами позже) конский могильник. 

Можете убедиться сами, именно так и написано в каталоге.
Посмотрите на руины церкви святого Виллиброрда в Рейнской области («738»), – с роскошным саркофагом и каменной кафедрой, – вы не найдете ни единого христианского символа, хотя рельефные декорации хорошо сохранились.
С нередко встречающимися франкскими надгробиями и производящими впечатление христианских надписями дела обстоят не лучше. Даже аббату пришлось довольствоваться надгробием без креста. На других камнях, напротив, только кресты без надписей, причем кресты выполнены в стиле поздней готики или даже югендштиля. Поздняя фальсификация (в эпоху Возрождения или в XIX—XX века) очевидна. Иногда на камнях заметны следы использования современной техники (а именно, шлифовальной машины); еще чаще встречаются совершенно невозможные тексты, как, например:
HIC. PAU
SAT. COR
PUS ALD
UALUHI.CU
IUS.ANIMA
GAUDET. IN
CAELO.
«Здесь покоится тело Альдуалухуса, чья душа радуется на небе».
Эту надпись на могиле якобы некоего священника (?), погребенного в горном монастыре у Вормса в VIII веке, можно принять за шутку, за удачную современную пародию. Даже современным, не слишком образованным, историкам должно быть известно, что фраза о теле, покоящемся в гробу, и душе, пребывающей на небесах, могла прозвучать только после реформации. Демонстрация подобных «священнических надгробий» на выставке под патронажем видных политиков Коля и Ширака – это признак дурного вкуса.
Есть среди экспонатов и крышка книжного переплета из слоновой кости, подтверждающая якобы факт крещения Хлодвига. Есть также переплет с именами, который должен укоренить в истории всех приведенных в списке правителей Австразии с 575 по 662 год. На третьем переплете перечислены имена многих епископов, уже умерших к VI веку. 

До 1659 года этот список считался подлинным; затем текст был смыт – как я убежден – из-за своей совершенной недостоверности,
Трон Дагоберта (отдельные детали – VII века; завершен – в IX веке) выполнен в духе стилевой эклектики эпохи Возрождения: львы с типично мавританской прорисовкой шкуры, античные украшения и позднеготический орнамент. Эта вещь «единственная для того времени и в своем роде уникальная», то есть с точки зрения истории техники искусства – невозможная (рис. 25).
Кстати о технике: за стеклом одной из нейтральных витрин лежит жемчужина выставки – железный нож (не совсем канонической формы), с обеих сторон инкрустированный латунными часовыми шестеренками. «Из мужского захоронения IV века. Обстоятельства находки подтверждают с абсолютной достоверностью подлинность изделия», – гласит официальный комментарий. «Обстоятельства находки» не могут служить доказательствами подлинности даже в случае могил принцев под Кельнским собором. Инкрустирование ювелирных изделий и оружия в прошлом мы не хотим полностью отрицать. Но какие, интересно, обстоятельства могут подтвердить подлинность предмета, инкрустированного латунными шестеренками с зубчиками, выполненными (если посмотреть под лупой) с миллиметровой точностью, выдающей современную отливку?! 
Столь же мало удачной оказалась и другая фальшивка, в случае которой надгробие – в манере палимпсеста – было «снабжено» солидной древностью: задняя поверхность обработана таким образом, чтобы придать ей вид фрагмента античной стелы, посвященной языческим богам. Однако и она, и лицевая сторона, на которой выцарапано изображение китов и скорняжного ножа, изготовлены явно в XIX веке в качестве «доказательства» для языческой эпохи. Теперь это надгробие служит христианству, хотя ни киты, ни скорняжный нож не относятся к числу известных символов католической церкви
А вот явно языческое надгробие из Нижнего Доллендорфа, хотя и оно служит сегодня доказательством христианства. Неизвестно, правда, чем воин с коротким мечом и походной флягой напоминает христианина (Христа он ни в коем случае не напоминает), так же как и вырезанный на обратной стороне мужчина с копьем и нимбом. Присмотритесь к его носу, пальцам и ногам: вы поймете, насколько халтурно работали поддельщики.
Как можно было предвидеть, выставленные рукописи производят не лучшее впечатление. Многочисленные камни и украшения, навязанные пройдохами-антикварами, свидетельствует о трудности профессии директоров музеев: им все время приходится страдать из-за таких обманов. Но то, что подделки, в XIX веке служившие подтверждением франко-германского язычества, представлены в качестве основного доказательства раннехристианской истории Центральной Европы, граничит с наглостью 
Не желая утомлять читателя дальнейшим обзором экспонированных фальсификатов (изредка выполненных мастерски, чаще же всего – по-детски наивно), я повторю следующее: если для втирания очков относительно раннехристианской истории Центральной Европы приходится прибегать к столь дорогостоящему надувательству, значит, справедлив вывод о том, что невозможно найти ни малейшего следа существования здесь христианской церкви до эпохи Оттонов (X век).
Каким образом франки, славяне, германцы и англосаксы приняли христианство, это, по мнению Блюера (1921, с. 23), «на сегодняшний день – темная история». Сам он склонен видеть в принятии новой религии феномен свободного выбора духовного родства. Никто не перенимал чуждый восточный культ (и уж во всяком случае – не насильственно), но была создана собственная религиозная форма. «Христианство не было „импортировано" в процессе его географической экспансии из Галилеи через Малую Азию и Грецию в Италию. Оно почти одновременно, подобно эпидемии, вспыхнуло среди человечества той эпохи».
Я хочу подчеркнуть, что «вспышка» случилась одновременно с возникновением ислама и иудаизма96, в 980-1090 гг. (Блюер, к сожалению, не видит этих хронологических рамок.)
Таким образом, несостоятельным оказывается тезис о «чужеродности» христианства, который – подобно тонкому слою штукатурки – скрывает от взгляда суть явления: его корни уходят в европейскую почву. Это обстоятельство в такой мере шокировало деятелей культуры вроде Эрнеста Ренана или его современного оппонента Мориса Олендера, что они, с энергией, достойной лучшего применения, пытаются доказать обратное или же, наоборот, энергично углубляются в этот тезис. 

Их можно понять: с одной стороны, христианство вроде бы потеряло свою авторитетность, оказавшись, вместо учения далекого Древнего Востока, доморощенным изделием. Зато с другой стороны, осознание того, что христианство – не более чем поэтический пересказ понятий нашей этики, должно подействовать отрезвляюще и дать повод к развитию самостоятельного мышления. И Бог нам в помощь!